Живем мы хоть  и по-разному, но коллективно. А в остальном – все индивидуально: от любви до смерти.

Поездка складывалась замечательно до тех пор, пока я не оказался в Алупке. Поднявшись на Ай-Петри, затем, осмотрев романтический замок графа Воронцова, состоящий из двух тысяч комнат, ближе к вечеру поселился в маленьком частном отеле с живописным итальянским двориком с пальмами, побегами бамбука, клумбой с авкубой и рестораном «Карамба», врезанным прямо в основание скалы. Летняя веранда ресторана, опутанная цветущей глицинией, была уютной, официанты, ряженные под морских пиратов, придавали заведению неповторимый шарм. Я заказал ужин и с интересом следил, как в предвечерней бухте играли дельфины, а над ними парили чайки, высматривая добычу. 

Однако мои ощущения трех последних дней были так остры и необычны, что они вытеснили алупкинский пейзаж, и я с головой окунулся в воспоминания, ничего не замечая вокруг себя. 

Особенно большую порцию адреналина получил в курортном местечке Новый Свет. Набравшись  мужества и получив благословение отца Антония в крохотном храме «Святая Русь», я отправился штурмовать знаменитую многокилометровую «тропу Голицына», пролегающую в скалах над морской пучиной. На одном повороте, недалеко от «тропы Шаляпина», сильным порывом ветра меня едва не сдуло, как пушинку, в преисподнюю, где среди камней грозно ревели волны. 

Отлегло от сердца лишь после того, как по горным дорогам, поднимающимся иной раз выше облаков, приехал в теплый и солнечный Гурзуф. Здесь, в «сакле Чехова», директор музея и дальний родственник Антона Павловича Владимир Иванович Костюченков рассказал мне, как писатель, получив заказ на легкий водевиль, в одни сутки создал шедевр мирового искусства – пьесу «Три сестры». Потом, в ожидании очередной группы туристов, мы сидели на крылечке и разговаривали о Бунине, Шаляпине, Комиссаржевской, художнике Коровине, которые были частыми гостями Чехова. 

Вместо туристов во дворик музея какие-то люди чуть ли не силой приволокли рыжую полупьяную девицу, заявив, что она хотела сброситься с Пушкинской скалы. Этот мощный «зуб», выступающий из морской бездны, хорошо виден с любой точки Гурзуфа. И название свое получил много лет спустя после того, как молодой Александр Пушкин с другом Николаем Раевским устроили на его «коронке» пикник, неумеренно употребляя вино под названием «Бухта разбойников». Девицу я почти не запомнил, разве что родинку на правой щеке смуглого, восточного типа лица да огненно-рыжую прическу… 

— Можно подумать, что в наших палестинах, кроме соленой воды да голых скал, и полюбоваться нечем, — голос был удивительным образом знакомый, такой, что и «Чижик-пыжик» в его исполнении покажется Годаром. 

Я неохотно оторвал взор от вечернего пейзажа, вынырнул из моря своих воспоминаний и обнаружил перед собой — кого бы вы думали? — несостоявшуюся самоубийцу из Гурзуфа. Воистину был прав тот, кто сказал: «Помяни беса, а он тут как тут». 

— Ну почему же, есть один раритет с греческим профилем, достойный внимания, — возразил я, внимательно разглядывая Магдалину, каких в кабаках Черноморского побережья, как солодки в коктебельском харчо. — Проходите, устраивайтесь, не заперто, – тестостерон в моей крови вел себя смиренно, как монах перед иконой. 

— Меня Наташей зовут, — представилась незнакомка, привычно, по-хозяйски устраиваясь за столиком и подвигая меня своими бледно-голубыми очами, совершенно не гармонирующими с медной копной на голове, к взаимности. 

Я понял, что славный вечер в Алупке испорчен окончательно. Можно было раскланяться и уйти, но «пират» уже тащил на широком подносе (в форме огромного топора) мой скромный ужин. 

— Откуда вы знаете, что во мне бродит кровь потомков Эсхила? 

— Я о вас много знаю. Например, о вашем вчерашнем приключении в Гурзуфе… 

— Слушайте, — вспыхнула она, — вы случайно не из тех знатоков, которые… ведут следствие? 

— Успокойтесь. Ведь греки, говорят, смелые и отчаянные люди, изобрели массу прекрасных вещей. 

— Всего две, — оживилась Наташа, – легенды и демократию. 

— Это я и оценил, свободой слова вы владеете умело. 

—Я тоже вас заметила у домика Чехова, — не слушая меня, зачастила Магдалина-Наташа, — потому и подошла к столику. Лицо у вас сожалеющее. У меня тоже на душе погано. Я от мужа сбежала. Хотела покончить с собой, смелости не хватило. Но Чехов был прав: если в первом акте ружье висит на стене, в последнем оно должно обязательно выстрелить… И оно выстрелит. 

Внимая собеседнице, я подумал, что интуиция меня подвела. Эта была птица совсем иного полета, и я стал невольным свидетелем эха какой-то семейной катастрофы. Уж слишком пресно произносила Наташа свои сочные слова. За ними крылась неизвестная мне тайна. 

Скептически посмотрев на мой овощной салат, шашлык из рапана и сухое красное вино «Шардоне Коктебель», она заказала настоящий шашлык из баранины и к нему бокал «Бастардо Киммерии», лагман (турецкое блюдо), а к салату из экзотических фруктов — шампанское «Новосветский сердолик» из бывших подвалов князя Голицына. Похоже, что рыжеволосая крепко нервничала, потому что сигарета «Alent» выпала  у нее из рук, а золотая зажигалка «Rolson» свалилась и глухо ударилась о мраморный пол, когда дорогущий навороченный платиновый мобильник вдруг исполнил фрагмент гопака. Я встал, чтобы не мешать разговору, и устроился с пепельницей возле стойки бара. До слуха донеслась громче других сказанная фраза: «Лучше бы я до старости на Херсонском привозе вялеными лещами торговала, чем жить в твоей золотой клетке. Ничего, скоро в Гурзуфе одним жителем станет меньше, зато одной легендой больше…» 

Когда я вернулся за столик, Наташа уже слабо сознавала окружающее. По-моему, ее вычислили, и к «Карамбе», сливаясь с ранними сумерками, подкатил черный джип «чероки», из которого вышел угрюмый молодой человек, упакованный в «фирму», с двумя «качками». Они вежливо расплатились с официантом, усадили незнакомку в салон. Джип стремительно ринулся за поворот. В свете уличного фонаря мелькнул номер КР-16-16. До меня донесся певучий голос Наташи: «Прощайте, знаток, больше вы меня никогда не увидите». 

Наутро местное радио сообщило, что ночью на трассе Алупка—Ялта свалилась в пропасть легковая машина. Номерной знак был тот самый, который я видел вечером. Про пострадавших ничего не сообщалось.