Охотничий инспектор должен знать свои угодья как пять пальцев. А потому я, начиная службу на Балхаше, при первом случае решил пешком обследовать удаленное побережье, над которым прежде только пролетал на вертолете. 

Предупредив своих близких о том, что отсутствовать буду не менее недели, и загрузив рюкзак продуктами и другими походными атрибутами, я сел на поезд в Сары-шагане, следовавший до Ташкента, и, проехав километров сто, сошел с него. 

Дело происходило в конце сентября. Погода стояла теплая и солнечная, и я, радуясь жизни, бодро дошел до озера-моря Балхаша и уже не спеша продолжил свое путешествие по его берегу. А когда добрался до одного полуострова, уходящего в море длинной косой, закрытой с обеих сторон высоким камышом, решил заночевать на его оконечности, поднявшейся над поверхностью воды метров на двадцать пять. Полуостров создал замечательный залив — настоящий рай для водоплавающих. И я, шагая по его косе, с наслаждением слушал кряканье уток, гогот гусей и стоны лысух-кашкалдаков. 

Оконечность полуострова представляла собой возвышенную скалистую гряду с пологими склонами длиной метров 150 и шириной около 100. Найдя удобное и уютное место — щель в гряде длиной около двух метров и шириной метра полтора, я стал благоустраивать ее для ночлега. День уже клонился к вечеру. Из обломков досок и прочего древесного мусора, выброшенного на берег штормами, я соорудил себе уютное жилище, а пока занимался этим, со стороны моря подул сильный ветер, вскоре перешедший в настоящий ураган. 

Я еще не знал тогда, что если ураганный ветер дует со стороны озера, то он обязательно пригонит большую воду, которая надолго отрежет этот холм от материка. Могучие волны вскоре приблизились к гряде, и когда я перевел взгляд на косу, по которой сюда пришел, то увидел лишь две полосы камышовых верхушек над водой. Сама же гряда превратилась в остров, отодвинувшийся от материка более чем на километр. 

Вначале я встревожился, затем подумал немного и понял, что на двадцатипятиметровую высоту грозный Балхаш никак не сможет добраться, и успокоился. Нарезав ножом несколько охапок травы на склонах теперь уже острова, я сделал из нее мягкое ложе, поужинал в темноте, залез в спальный мешок и уснул под шум урагана. 

Проснулся под утро от негромкого металлического позвякивания. Когда высунул голову из спальника, то увидел метнувшийся в сторону силуэт и снова услышал скрежет металла о камни. Наверное, собака убежала от плохого хозяина и цепь уволокла. Утром накормлю ее и от цепи освобожу. С такими мыслями и уснул, а когда проснулся, совсем уже рассвело. Умывшись в воде залива, отправился искать ночного визитера. Ураган продолжал бушевать, и мой остров теперь уже стал менее ста метров в длину и метров шестьдесят в ширину, но меня это уже не смущало. Рано или поздно злая стихия угомонится и все станет на свои места. 

Шагая по вершине острова и обходя щели и крупные скальные обломки, я внимательно всматривался в заросли редкого кустарника на склонах и чуть не наступил на истощенного и обессиленного от голода волка с капканом на правой передней лапе и большим обрывком толстой цепи на нем. Хрипя от ярости и рыча, зверь медленно отступил к воде, а я бегом бросился к своему жилищу, вытащил из рюкзака капроновый шнур и вернулся к несчастному хищнику. 

Волк стоял на прежнем месте и угрожающе рычал, но столько горя и отчаяния было в его желтых глазах, что я решил любой ценой освободить его от капкана и накормить. Соорудив из шнура аркан со скользящей петлей, я поднял голенища болотных сапог и начал медленно наступать на отходящего в воду волка, а когда он дошел до такой глубины, дальше которой уже нельзя отходить, зверь с остервенелым рычанием бросился мне навстречу. Но я задержал его нападение ногой и, набросив ему на шею петлю, потащил бедолагу на берег. Сопротивления истощенный волк почти не оказывал, и я за несколько секунд спеленал его лапы и клыкастую пасть. Затем разжал, наконец, впившийся в его ногу капкан и, широко размахнувшись, забросил его вместе с цепью в воды залива. И вдруг дикий зверь перестал рычать и сопротивляться. Он, видимо, понял, что я оказал ему помощь. 

Я быстро принес рюкзак, вынул из аптечки йод и бинт, обработал рану, с радостью отметив, что кость цела. Осторожно, но плотно забинтовал волчью лапу. Открыл банку с бараньей тушенкой и, вынув из нее ножом большой кусок, разжал снова захрипевшую пасть зверя, просунул мясо в самое волчье горло. И, как он ни пытался выплюнуть назад мое угощение, я не допустил этого, зажав его пасть руками и задрав кверху. Наконец, он проглотил тушенку, потом еще и еще, и когда съел три банки, я распутал плененного хищника и отступил. 

Не веря в свое освобождение и избавление от страшного капкана, волк поднялся, постоял немного, посмотрел на меня недоверчиво и потихоньку пошел на другой край острова, не наступая на поврежденную лапу. 

Ураган продолжал бушевать, но небольшие стайки уток иногда срывались с поверхности залива и, с трудом преодолевая силу стихии, пролетали над островом. А это мне и нужно было. Ведь теперь мне предстояло позаботиться о том, как спасенного зверя поставить на довольствие. Тушенки нам на двоих ненадолго хватит, да и будет ли он ее есть добровольно? 

Спрятавшись за большой камень на краю острова, выбил из налетевшей стаи уток сразу две, через некоторое время сбил еще одну и на этом охоту прекратил. Трех уток до следующего дня было для волка вполне достаточно, а много стрелять никак нельзя: это напугает зверя. 

Вернувшись в свой стан, я позавтракал и примерно через час отнес добытых уток в тот конец острова, где находился волк. Распотрошил их и положил в небольшую нишу, а внутренности, для большего соблазна, рядом. Я ничуть не сомневался в том, что все время нахожусь под прицелом зорких и недоверчивых глаз хищника. Чтобы он больше доверял мне, был без ружья. Но я не хотел и навязывать волку свою дружбу, помня о том, что всю дальнейшую жизнь ему все равно придется быть вольным и диким охотником. 

После ужина и чая я тщательно залил костер водой, чтобы, не дай бог, не огорчить его противным запахом дыма в случае, если он пожелает проведать меня ночью. Лег спать. Хотя из-за мыслей о спасенном звере и о том, как сложится его дальнейшая судьба, уснуть никак не удавалось. А когда сон все же стал одолевать меня, я неожиданно увидел волка метрах в трех от себя. 

Несколько минут он стоял неподвижно, затем сел. Но тут сон сморил меня окончательно, и я крепко уснул. Проснулся уже утром. После завтрака сходил к запаснику зверя и с удовлетворением увидел, что он съел почти все, что я ему вчера оставил. К вечеру я принес ему еще несколько уток. 

Ураган продолжался пять суток, и еще сутки отступала вода. За это время я основательно за­грузил волчью кладовую. Каждую ночь он приходил к моему биваку и подолгу сидел рядом с моим убежищем. Я тем временем делал вид, что сплю, пока и в самом деле не засыпал. 

Его походка стала более упругой, только легкая хромота осталась. 

И когда пришла пора покинуть гостеприимный остров и навсегда расстаться со спасенным мною зверем, настроение мое не было радостным. Хотя я и понимал, что рано или поздно это должно было произойти. Наверное, Всевышнему было угодно, чтобы я оказался рядом с попавшим в беду волком в самые роковые для него последние часы. И я был безмерно рад тому, что спас его. 

Я уходил по освободившейся от воды косе. А когда оглянулся, увидел волка, стоящего на высоком гребне и провожающего меня прощальным взглядом.