(Окончание. Начало в номерах за 6, 13, 20, 27 октября и за 3 ноября) 

Странным выдалось это бабье лето. Обычно в такую пору сентябрь стоит теплый, нежный, бодрящий. Сейчас тоже было вроде не холодно и светило солнце, на котором поблескивали невесть откуда берущиеся паутинки. Однако ветер был рваный, злой и не в меру сильный. 

Странным было и то, что не жировала перед зимой рыба, а в лесу почти не было грибов. Местные жители недоуменно пожимали плечами и продолжали терпеливо делать свои извечные дела, готовясь к холодам. 

Странным и нелепым казалось и все, что здесь случилось. Гибель молодых парней выглядела не просто загадочной, а зловещей и мрачной. 

Не менее удивительным было и то, что я все еще продолжал находиться здесь. Куча проблем! Ни семьи, ни работы, скудная пенсия в сорок пять, а я сижу в этой немой глуши. Но как выберешься отсюда, если только-только нащупал нить, ведущую к тайне дерзких преступлений… 

И я продолжал думать, анализировать, искать… 

Ближе к закату, когда на озере стихла волна, сел в лодку и направился к дому Старцева. А вскоре заметил и самого его, также в лодке, укрытой в густой трости. Приблизился. На моих глазах Василий Петрович выудил крупного окуня и сейчас зло и настороженно глядел в мою сторону. И я окончательно решил блефовать. 

— Василий Петрович, завтра не позже девяти жду вас у себя, — заговорил я. — Потолковать надо о ваших проблемах. 

— Какие проблемы могут быть у пенсионера? — спокойно ответил Старцев. 

— Ну, скажем, псевдорадикулит, некоторые другие факты. Да, и бинокль свой захватите… 

Увидел, как вмиг напряглась фигура рыбака и он испытывающе глянул на меня. 

— Да не волнуйтесь вы так, Василий Петрович. Я не следователь, такой же гражданский человек, как и вы. Просто о жизни поговорить захотелось, а вы здесь единственный интеллигент… 

Я резко развернул лодку и поплыл к своему берегу. 

Затопил печь. Пусть думает, что собираюсь спать в доме. Дудки! Ты, братец, попытаешься убрать и меня. Как? Да кто знает, что на уме у человека со «шрамом» в мозгах. Можно и дом поджечь темной ночью, подперев сени. 

Спать решил в бане. Поставил раскладушку и натаскал теплых одеял. Сделал много крепкой заварки и взял с собой термос. Только бы не уснуть… 

У меня уже не было сомнений, что попал в цель, особенно потому, как среагировал на мое приглашение Старцев. Сейчас ему тоже было не до сна. Лучше бы он решился еще на одно убийство, и тогда все карты до единой были бы биты. Пока же у него на руках еще оставалось несколько козырей. Но и у меня оставалось время свести все воедино, продумать свой план. 

Ночь выдалась ядреной, и по тому, как ярко занималась луна, было ясно, что к усадьбе не удастся подкрасться незамеченным. Поэтому ночевка в бане уже выглядела излишней перестраховкой. Но, как говорится, береженого бог бережет. 

Утром привел себя в порядок. Выбрился, выпил кофе и стал ждать гостя. Он мог, конечно, и не появиться. Мои шансы выглядели фифти-фифти. И все же пошло по задуманному. 

Ровно в девять он приехал ко мне на велосипеде. 

Старцев был в твидовом пиджачке, аккуратных брюках и свежей рубашке. Не хватало разве что дешевого галстука. Вблизи он оказался более щуплым, но чувствовалось, что стоял на ногах еще достаточно крепко, чтобы выдержать первый удар. 

— Так о чем мы будем толковать? — усаживаясь на скамейке в беседке, испытывающе, пронзая меня серыми глазами, спросил гость. 

— О жизни, Василий Петрович, о жизни… Разговор будет длинным, за чаем, хотя для такой беседы и что-нибудь покрепче не помешало бы. Но, как говорил герой одного фильма, с утра пьют только лошади и дегенераты. 

Старцев настороженно поглядел на чашки, и я пододвинул к нему обе, на выбор. 

— Но прежде чем начнем беседу, проведем маленький эксперимент, — сказал я. — У меня в кармане лежит одно стеклышко. Уверен, что этот осколочек как раз из заднего катафота вашего велосипеда. 

Сам я уже успел заметить эту щербинку, когда гость приставил велосипед к стенке беседки. Я порылся в кармане и подошел к велосипеду. Приставил. Точь-в-точь. 

Если не считать психологических изысканий, вообще-то, это был мой главный козырь в вещественных доказательствах. Не совсем достаточный, чтобы наверняка «сорвать банк», но все же… 

— А теперь, Василий Петрович, объясню, как этот осколочек у меня оказался. После убийства вами Олега я возвращался к себе и сбился с привычной тропинки. Пошел другой, которая параллельна основной дороге. Фонарик высветил что-то яркое. Подумал, что светлячок, и решил подобрать. По примятой траве под кустом понял, что здесь лежал недавно велосипед. Ну, продолжал дальше копаться, но дальше уже, Василий Петрович, будете рассказывать вы. 

— Но вы же сказали, что не следователь… 

— Верно. Я просто любопытный человек и не ваш враг, в чем-то, может быть, даже соучастник, поскольку не сообщил о находке даже столичным сыщикам. Так что давайте обо всем по порядку. 

— Ну, скажем, этот профессиональный удар в сердце с подворотом. Такое только мастеру под силу… 

Старцев хмыкнул и прищурил глаза. 

— Это от отца. Он был лучшим мастером в округе, всем свиней бил. Жили мы тогда в другой деревне, километров за двадцать отсюда. Затем у него рука стала болеть, а люди все звали. Он и обучил меня. Вместе ходили… Давно уже не бил свиней, но такой удар — это на всю жизнь… 

— Но ведь в туалете мог оказаться и не Артем… 

— Как же! У него в тот день либо понос был, либо что-то с мочевым пузырем. Через каждые двадцать минут бегал. 

— Тогда почему именно он? 

— Это он, сволочь, поставил сеть на моем месте, окуней тридцать тогда поднял. И все от полкило до килограмма. 

— Ну и пусть бы душился ими… 

— Э-э, вам не понять… 

Мой любимый чай начал действовать. Старцев завелся: 

— Терпеть не могу таких бритоголовых. Приедут — и как хозяева здесь. Пьянствуют, браконьерствуют. По всей стране порядок наводят, штрафуют. А тут никто и никого не боится. А это мое озеро, мои окуни, понимаешь? У меня ничего больше нет в жизни. Ни детей, ни работы. Одна выдра-старуха, ничего бабьего. Не может власть навести здесь порядок, так я наведу. Теперь сюда не скоро сунутся. Я вначале хотел пришить инспектора Бачило. Ну так он со своими дружками надоел! Сетей на километр расставят. А что я буду делать здесь без своих окуней? Ну а тут эти подвернулись. Пьют, орут. Этот дом охотника давно сжечь надо бы. Одни греховодники и браконьеры. А что у бани творится! С бабами голышом средь бела дня шабаш устраивают. Словно и нет тут никого вокруг. 

— Так вы же на другом берегу… 

— Ну а бинокль на что? 

Я пожал плечами и тихо спросил: 

— Так второй этот, Олег, вроде поспокойнее других был?.. 

— Какая разница! Из бани вышел на мостик, нарцисс обосранный, своим «шлангом» любуется, в руках перебирает. А у меня женщины уже лет десять не было. Почему им все, а мне ничего? Моя жизнь — как пустые сети. Ждешь, что хоть кто-то или что-то ее наполнит, но нет. Все пусто. Тогда мне пусть будет хоть это озеро. Мое, с моими окунями и тишиной. А у этих приезжих и так все есть. 

Старцев замолчал. Молчал и я. Наконец он продолжил: 

— На лодке вначале хотел переплыть, но мог какой-нибудь браконьер в кустах заметить. Рассчитал, что минут за восемь-десять, через мостик если махнуть, доберусь до бани. Как раз смеркалось. Парень этот вышел из бани в трусах одних, все остальное на руке… Вижу — высокий, как бы не промахнуться. Нет, только хрюкнул… 

— Ну а ножик? 

— В озере, конечно. Его там ни один водолаз не обнаружит. А если и найдется, без отпечатков будет… 

— Выходит, не удалась ваша жизнь, Василий Петрович. Сейчас вот грех на душе будет. 

— Какой грех? — возмутился Старцев. — Грех вести себя так разнузданно, а я помогаю власти избавляться от нечисти. 

— Может, вам еще и орден за это дать? — съехидничал я, поскольку показалось, что некий смрад исходил от этого злого человечка, у которого явно поехала крыша. 

Старцев все же уловил мою иронию и насторожился, словно виня себя за разговорчивость. Мой чай «работал». Подливая в чашку, успел плеснуть и с тем порошком импортного снотворного, которое обнаружили на даче Жукова столичные следователи. Оставалось немного выждать и выяснить еще кое-какие детали. 

— Ну а аварию с автомобилем майора Филипчика зачем вам надо было организовывать? 

— Э-э, нет. Тут, слава богу, без меня обошлось. Не успел. Хотел спугнуть его на втором крутом повороте лесной дороги, но он, бедолага, и сам на первом не вписался. А мужик, чувствовалось, был хитрый. Он мог и вычислить. Этим, столичным, наплевать на наши здешние дела. Ну а молодой самый, из района, так и сам, небось, в мокрых штанах ночевал в доме. Куда ему! Вот вы — другое дело. Недооценил… 

— А так бы… 

— Да нет. Вы же сами намекнули, что у нас родственные души. Тоже, поди, терпеть не можете всякую шваль. 

«Так я тебе и поверил, родственничек», — подумал я. 

Доза была приличной. Старцев вдруг насторожился, но стал мало-помалу обмякать. Я положил его руки на стол и удобно уложил голову. 

Набрал номер мобильника Виктора. Услышав голос моего молодого приятеля, сказал: 

— Приезжай, дружок, за капитанской звездочкой… 

— Не понял, — растягивая слова, проговорил старший лейтенант Семашко. 

— Убийца у меня в беседке, спит… Поторапливайся. 

Выключил диктофон в своем мобильнике. Затем проверил запись. Нормально. 

Виктор с коллегами здесь наверняка долго не задержится. Мне тоже не хотелось оставаться, и я стал неторопливо собирать вещи. 

* * * 

Жуков еще не вернулся с Кипра. На следующий день позвонил Владимир Стасевич, тот самый работник столичной прокуратуры, собиравшийся меня арестовать. 

— Ну и дела! Молодчина! — заговорил он. — Ты же вроде как безработный сейчас. Я говорил с генеральным. Он готов взять тебя к нам на работу. Приличную… 

— Боже упаси, — сказал я. — С прошлым покончено раз и навсегда. Нахлебался я такой работы. Передай спасибо за предложение. Но это окончательный ответ. 

Евгений Станиславович с супругой прилетели к вечеру. Жуков сразу же набрал меня, и мы условились назавтра пообедать в том же зале ресторана отеля «Европа». Я захватил с собой ключи от дачи и ждал приятеля. Он вошел весь в белом, загоревший, свежий и, едва усевшись на удобный стул, заговорил: 

— Уже наслышан о твоих подвигах в моем имении. Но, разумеется, только в общих чертах. Ну, поехали… 

— Только за десертом, — улыбнулся я. — Голоден как черт, да и давно приличной пищи не принимал. Сам понимаешь, в той глуши… 

И я, как мог, подробно рассказал о своих приключениях. 

— Ну а все-таки, что с Филипчиком? Дело в том, что мы были неплохо знакомы. Он только в чрезвычайной ситуации мог потерять бдительность. 

— Похоже, она, эта ситуация, и настигла его, — ответил я. — Едва он сел за руль, как позвонили и сообщили, что его дочь в реанимации. Передозировка. Ее, к слову, удалось чудом вытащить с того света… 

— Да, он безумно обожал ее, — задумчиво размышляя о чем-то своем, произнес Жуков. — Теперь о наших баранах, — встрепенувшись, заговорил приятель. — Вернее, о твоем настоящем и будущем. Я там хорошенько поразмышлял и вижу для тебя два варианта. Решил открыть свое издательство, и ты пойдешь ко мне менеджером. Такое закрутим! Есть у тебя еще одна дорога, если не согласен. Открывай-ка ты, дружок, свое частное детективное агентство. Ты же ничего другого не умеешь. С деньгами помогу. 

— Я подумаю… 

В эту ночь я долго не мог уснуть. В памяти вдруг вновь всплыла скромная писательская дачка в глухом поселке. И тут вспомнил и понял, откуда берутся паутинки в бабье лето. Как-то утром, когда вышел на крыльцо, меня поразила удивительная картина. Вся трава окрест была покрыта изумительными серебряными узорами из тончайшей нити, словно кто-то набросил волшебную сеть на свежую землю. Затем под лучами солнца одна часть этой тончайшей ткани, повинуясь дуновению ветерка, отправилась в осеннее плавание,  другая — растаяла. 

А кто Неведомый посылает нам земные сети?.. Сети, в которых одни из нас — удачливые рыбаки, другие — игрочишки без единой золотой монеты в кармане? 

Кто и зачем? 

(Все совпадения в фамилиях и фактах могут быть только случайными)