Если долго, долго. Если долго на дорожку ловить рыбу, то поймать можно тако-о-ое!..

Троллинг. Это называется троллинг, господа. Объясняю для непосвященных, что именно кроется за этим мудреным «импортным» словом. Итак, если вы сели в обычную гребную, резиновую, деревянную, из ПВХ лодку, запулили как можно дальше от нее блесну и изо всех сил налегаете на весла, стараясь придать своему плавсредству большее ускорение, чтобы обеспечить привлекательную для хищника игру наживки, это – дорожка. Троллинг – все то же самое, только вашу личную «гребучую» силу с куда большим эффектом заменяет подвесной мотор. 

Способ ловли очень увлекательный, очень, в силу того, что есть возможность обловить, проверить большие водные пространства, результативный, но… В прошлом году на Припяти я лично наблюдал, как после встречи с госинспектором Лясковичской межрайинспекции защиты животного и растительного мира Федором Батаном лицо одного незадачливого любителя троллинга стало очень-очень грустным, а потом он с такой дикой скоростью понесся по затоке, как будто за ним гнались не меньше ста чертей и одной ведьмы или как будто он решил на всем ходу, как тот кит-кашалот, выброситься на берег. Федор Павлович в ответ на мой удивленный взгляд молча протянул протокол и показал сумму штрафа цифрой и прописью. Я присвистнул – за эти деньги весь год можно баловать себя семужкой и форелькой. 

Короче говоря, до прошлого года тролллинг на водоемах Беларуси был запрещен. В этом году для рыбаков вышла «палёгка», и мы с товарищем, вступив предварительно в ряды БООРа, уже в первых числах июля махнули на Припять. Реку, особенно в среднем ее течении, знаем, можно сказать, как свои пять пальцев, блеснами, джиг-головками и воблерами забросали все мало-мальски пригодные затоки, речные ямы и мели. Уловы, в том числе и трофейные экземпляры, имели, если не чинясь, приличные. 

Но в этот раз ехали мы с другом не за уловом. Тренироваться ехали, отрабатывать методику этого самого троллинга. Это ведь только на первый взгляд троллить просто – завел мотор, забросил блесну и сиди себе, жди поклевки. Нет, нюансов много. Быстро плывешь – хищник может не догнать приманку. Блесна тяжелая, воблер глубинный – будут рыть дно, поминутно цепляя водоросли и ракушки. Тянешь близко – рыбу отпугнет шум мотора и так далее. 

А когда оптимальное соотношение скорости, длины и тяжести было установлено эмпирическим путем, что могли бы подтвердить несколько пойманных в процессе щук, мы и решились... 

Пойти на сома. Неслыханная, скажу вам, самонадеянность. «Почему?» — спросите вы. Потому что под общим, скажем так, диагнозом «рыбак» кроется множество самых разных «болезней». Есть, к примеру, поплавочники, которые за возможность посидеть на зорьке с обычной удочкой душу русалке продадут. Есть фидерасты, которые признают фидер, только фидер и ничего, кроме фидера. Есть спиннингисты, которые и ерша готовы ловить только на блесну, резину, воблер, поппер и так далее. В этих категориях есть еще и свои видовые предпочтения, но мы не о них. Потому что «сомятники» – элита рыбацкого сообщества – ни к одной из них не относятся. Сом ведь, матерый этот «человечище», может соблазниться и обычным пучком червей, отозваться на квок, за­глотнуть по ленивому своему любопытству проплывающий мимо воблер, жадно хватануть смаленого воробья или лягушку на донке. Он может, если хочет, брать на глубине, выходить на отмели и так далее – диссертацию о его повадках и предпочтениях можно писать. С ней пока повременю, отмечу один характерный штрих, если трехкилограммовая щука считается для рыбака неплохим трофеем, то сома таких размеров называют просто сомиком.  

И вот мы с товарищем, чистые спиннингисты-щурятники,  решились войной пойти на этого монстра глубин. 

Очень длинный и весь какой-то мрачный, что для Припяти вообще нехарактерно, обрывистый берег мы признали вполне подходящим для ловли сома – сильное, с мощными завихрениями течение, изрядная глубина, множество, судя по подмытым и лежащим в воде деревьям, нор-укрытий — это как раз то, что надо. Правда, надо было быть готовым к тому, что здесь рискуешь поймать не столько сома, сколько подводную корягу, и распрощаться с дорогостоящим воблером, но рыбакам, как известно, закон не писан. 

Первый заход, а это около километра дорожки вверх по течению, оказался нулевым – ни сом, ни коряга не клюнули. Второй – аналогично. Товарища моего уже стали терзать смутные сомнения по поводу отсутствия-присутствия искомого сома именно в этом месте, но я с трудом уговорил его на третью попытку. 

— Зацеп! – покаянным голосом сообщил я Виктору буквально через несколько минут и, видя его скривившееся от «радости» лицо (извлечь, даже при помощи отцепа, воблер на такой глубине — дело очень муторное и абсолютно нереальное), а заодно почувствовав, что снасть села неглухо, поспешил успокоить: – Мягкий. 

Значит это, что воблер, вероятнее всего, зацепился не за корягу, а за траву или тину и я смогу его вымотать. Выматываю потихоньку – катушка поскрипывает, но идет. Потом в какой-то момент тяжесть и вовсе пропадает – траву, вероятно, просто смыло течением, и я уже никуда не тороплюсь. А потом случается что-то невероятное: метрах в тридцати ниже лодки шнур вдруг начинает жить собственной жизнью и резко, наперекор течению и сам по себе догоняет лодку. Я лихорадочно кручу катушку, выбирая стремительно возникающую слабину. Это удается сделать практически под самой лодкой, и тут спиннинг, едва не вырвавшись из рук от мощного рывка, сгибается чуть ли не в дугу, на другом конце которой явно сидит что-то мощное и неподъемное. Мысли эти проскакивают в голове со скоростью пули, а руки автоматом делают то, что нужно, — пытаюсь потихоньку-полегоньку поднимать снасть и подматывать шнур. Пока это удается, но в следующее мгновение следует такой рывок, что катушка моя предательски трещит и спускает шнур – фрикцион (это выяснилось при последующем  разборе полетов) зажат был слабо, и то, что заглотило мой воблер, ушло, спряталось, затаилось, бесследно растворилась в водной толще, щедро приправленной густым переплетением веток, палок, сучьев. Видя такое дело, мы тормознулись, зацепились за берег, Виктор попробовал было нырнуть и разведать подводную обстановку, но после нескольких погружений от идеи отказался – глубина три с чем-то метра, коряги — слишком опасно. 

Ну а какая рыба еще может такое сотворить? Однозначно — сом. 

«Моего», как мы его назвали сома, отправились ловить на следующее утро. Упорно, и где-то даже тупо, трапили тот самый берег. Меняли воблеры, меняли скорость, меняли линию проводки. Бесполезно. 

— Все, последний раз идем, — решительно заявил Виктор, когда мы уже буквально отупели от монотонного урчания двигателя и стали поджариваться под лучами нещадно палящего солнца. 

Вот на последней проходке, примерно в том же месте, где вчера, и долбануло! Да так, что Виктора вместе со спиннингом чуть из лодки не вынесло. Он, правда, быстро (талант и опыт, как говорится, не пропьешь) пришел в себя и вступил в единоборство с неведомой подводной силой. Оторвал как-то эту самую силу ото дна, стал, благо памятуя вчерашнюю неудачу, снасти мы отрегулировали как следует, подводить ее к лодке. Потихоньку-помаленьку, чуток, еще чуток, но вдруг следует мощнейший рывок и все усилия идут насмарку. 

— Миша, — хрипит он задушенно, — мы этого зверя не вытащим. Буду резать шнур! 

— Только через мой труп! – ору я в ответ. – Придумай, трахтибедох, что-нибудь, придумай, говорю! 

— Черт с тобой, — говорит товарищ после некоторого раздумья. – Сидит вроде бы крепко, потащим на мель. 

Двести этих метров, которые мы с живым, беспокойным и непредсказуемым грузом на буксире прошли по реке, добираясь до противоположного берега, запомнятся надолго. Еще бы они не запомнились, если, к примеру, лодка, оснащенная довольно мощным мотором, вдруг словно на препятствие натыкалась и норовила уйти назад. Или в сторону. Или груз этот живой вдруг начинал обгонять ее, и приходилось лихорадочно вращать катушку, чтобы через мгновение снова сбрасывать скобу и травить десятки метров шнура. 

Берег тем временем потихоньку приближался, вот уже нос уткнулся в отмель, и мы повыскакивали в  воду. Я держу лодку, Виктор со спиннингом в руках пятится, как бурлак на Волге, от берега; мужики, которые рыбачили на берегу, увидев эту необычную картину, побросали снасти и бегут  к нам. 

Потом, когда охи-вздохи улеглись, когда перестали ходуном ходить руки, сердце прекратило трепетать, как заячий хвостик, я долго и пристально рассматривал трофей, в котором оказалось, держитесь, мужики, двадцать семь(!!!) килограммов веса. Огромная усатая башка. Мощнейший хвост, которым человека сшибить, что раз плюнуть. Совершеннейшее, вызывающее восторг и некоторую оторопь, создание природы! Изо всех сил боровшееся, очень красиво, достойно и дорого отдавшее (кто знает, сколько этих самых нервных клеток, которые не восстанавливаются, у нас сгорело) свою сомовью жизнь. И мне лично, несмотря на непередаваемые ощущения и мощнейший адреналиновый удар, было, честно говорю, все же жалко, что борьба эта закончилась в… нашу пользу. 

На снимке: тот самый сом.